Теона Контридзе: «По своему складу характера я не воспринимала это как трагедию, а понимала, что это просто ступень»

Теона Контридзе — блистательная певица, и она восхищает меня всегда — своим невероятным темпераментом, бешеной энергией, а главное — уникальным талантом. Она умеет преображать всё вокруг не только своим голосом. Ей «к лицу» и пестрые эстрадные наряды, и элегантная одежда модного дома Marina RInaldi.

Владимир Васильчиков На Теоне: жакет, блузка — всё Marina Rinaldi

Ну что, дорогая Теона, вот мы и встретились. Ты быстрая, энергичная, и за тобой вообще не успеть, за твоими ритмами.

Сама себя шокирую.

Ты такая зажигалка: по улице идешь и всё равно танцуешь, даже в темноте.

Это правда. Я всё время танцую.  

Темперамент такой невероятный или жизнерадостность в квадрате?

У меня папа был такой. Я не думаю, что это жизнерадостность. Просто когда мамы не стало, я поняла, что такое настоящая боль. Я поняла, что на мелочи больше не буду терять ни время, ни энергию, ни нервы. Существуют настоящие проблемы, а всё остальное — пока мы живы, пока мы здоровы и пока мы идём, мы должны со всем этим справляться и в предлагаемых обстоятельствах попробовать быть счастливыми.  

А мамы когда не стало?

15 лет назад.  

Ты говоришь, что у тебя «папа такой». А конкретнее?

Папа в 5 утра мог заснуть, в 7 проснуться и быть «на моторе», он 25 лет руководил самым крупным механическим заводом в Грузии. С 2-3 лет читал мне Агату Кристи. А когда мне было 5-6 лет, он закрывал книгу и говорил: «Ну, продолжай. Ты что, правда не понимаешь, как эта книга закончится?», — всё время дедуктивный метод, всё время аналитика.

Папы тоже уже нет?

Папа, главный хулиган Тбилиси, ушел восемь лет назад.

Ну слушай, родители всё равно для нас остаются живы, пока мы о них помним.

Вадичка, знаешь, мне бы хотелось, чтобы они были физически рядом, чтобы у меня была возможность их куда-то вывезти, чтобы вместе мы поели пасту, пошумели, чтобы в Тбилиси собирали гостей, в Москве встречали Рождество. Мне этого очень не хватает.

Ты росла в Тбилиси, и яркие краски тебя окружают всю жизнь…

Грузины же очень пассионарные, они мгновенно зажигаются (щелкает пальцами): сначала эмоция, потом рацио. Только через несколько дней включается рацио. (Смеется.)

Вот я говорил, что не могу представить, чтобы ты не танцевала, но, мне кажется, так и с пением. Наверняка тебя посреди ночи разбуди — ты в эту же секунду начнешь петь, и это будет высококлассный вокал.

Спасибо тебе большое.

Эта энергия тоже с детства?

Сколько себя помню, столько пою. Часто из класса сбегала, несмотря на то что очень классно училась.

А сбегала почему?

Мне просто в какой-то момент — бам, и неинтересно. Я учительнице даже не говорю и встаю. Она спрашивает: «Ты куда?» — «Через десять минут вернусь обратно»…

…что-нибудь — и обратно, да?

(Смеется.) Немножко пошумлю и вернусь. Я статике научилась совсем недавно.

У тебя двое детей, муж…

Двое детей, но дочери было 8 месяцев, когда я установила правила в доме, для себя приемлемые.

То есть?

Я сказала, что хорошая мама — счастливая мама. Маме нужно двигаться.

Двигаться по карьере?

Нет. Ей нужны путешествия, ей нужно общение, ей нужна работа. И тогда дома всё будет: борщи, хачапури, — если мне дадут возможность свободы.

Бедная дочь, которая это «услышала» в 8 месяцев.

Она не услышала, маленькая была.

Я понимаю, но дочка эти мысли на каком-то генном уровне, наверное, восприняла.

Мне кажется, драматизировать — это очень русская черта. Зачем драматизировать? Почему мама не может на несколько дней уехать?

А с кем дочка восьмимесячная оставалась?

С папой.

Вот так.

Если бы у мамы была возможность не гастролировать, она бы посидела с дочкой — с радостью, с удовольствием. Мне так нравилось с ней бывать! И мы были очень близки, до сих пор мы очень близки с детьми. Но возможности, к сожалению, не было, поэтому мама уехала на первые гастроли, когда дочери было полтора месяца, и она осталась с папой.

А папа — это певец Юра Титов?

Нет. Юра Титов — это биологический родитель, который к ней не имеет никакого, кроме физиологии, отношения. «Папа» —  это наш папа, Николай Александрович, мой муж…

… с которым у вас разные были моменты, но вы уже много лет вместе.

Да-да, были какие-то маленькие скандальчики, но мы их пережили, слава богу. (Вздыхает.)

А сын у вас общий?

Да.

Скажи, могло так случиться в жизни, что ты не стала бы музыкантом, а выбрала бы что-то совсем другое? Вот отец был крупным руководителем.

Инженером, да. Знаешь, мне очень хотелось быть дирижером.

Это же совсем не женское занятие.  

Совсем не женское.

Есть, например, легендарная Вероника Дударова, а так, в общем-то, женщин-дирижеров мы не очень-то и знаем.

Да и в Европе это редкая история. А мне кажется, что у меня получилось бы.

Почему же не случилось?

Все-таки джаз, блюз и соул победили. Я училась в музыкальной школе для особо одаренных детей. Собственно говоря, когда я начала изучать классическую музыку с 6 лет, меня как-то очень сильно «черная музыка» увлекла. Соул, ритм-энд-блюз, блюз того периода, когда лидерами были только черные. Все-таки «черная музыка» — есть такое понятие.

И что так увлекло в этой музыке?

Меня увлекла ритмическая структура, меня увлекла моя телесная реакция на эту музыку. Я поняла, что должна найти для себя жанр, где смогу реализовать свой стендап-талант, свой талант комика, вокальный и хореографический. Пока я не нашла мюзикл, у меня не было удовлетворения, я всё время думала, что для реализации мне недостает какого-то компонента.

Ты начинала в мюзикле «Метро», не в главной роли, и не стала в этом жанре суперзвездой.

Не стала суперзвездой, но дело в том, что суперзвезды в мюзиклах рождаются очень редко.

Ты в принципе не пошла в эту сторону.

Я не пошла в эту сторону, но исток у меня оттуда. Собственно, то, что я сейчас делаю в своих сольных шоу, берет начало из кабаре и мюзикла. В свое время на меня гораздо большее впечатление произвела Бетт Мидлер, а не Уитни Хьюстон, она для меня на порядок больше.

Ну хорошо, а как появилась мечта о дирижерской карьере?

Когда я сейчас анализирую этот феномен, то кажется, что мне просто нравилось руководить большой массой.

Понятно.

Потому что я гибрид музыкантов и политиков. У меня тетя, папина сестра, 38 лет была советником первого секретаря ЦК Компартии Грузии. 38 лет! На нее я визуально больше всего похожа, да не только визуально — у нас с ней какое-то восприятие жизни схожее.  

Интересно. Итак, с дирижированием было покончено, не начавшись. Зато очень успешно ты развивалась как певица.

Как это успешно? Материальное благо пришло лет восемь-десять назад, а мне 44. Я с 17 лет в Москве. Были и реально голодные годы. По своему складу характера я не воспринимала это как трагедию, а понимала, что это просто ступень. После мюзикла «Метро» я собрала свою группу — это был 2002 год.

И до сих пор вы вместе?

Люди приходят и уходят: кому-то хочется играть с Лепсом, кому-то — с Агутиным, кому-то — с Ёлкой, но есть люди, которые остались верны мне.

Сначала не было материального благополучия. А удовольствие от творчества было всегда?

Да. Вадь у меня нет жанра, который я бы не перепробовала, мне кажется. Я даже в альбоме «Сука любовь» Михея спела все бэк-вокалы. Все жанры, которые существуют в поп-музыке, около поп-музыки, в джазовой музыке, — я все их перепробовала, кроме хеви-метал. В итоге образовался мой стиль.

Теона, что у тебя на руке написано?

«Thank you for the music», это мои ABBA. Помнишь их песню? Это дань моей любимой группе.  

А работаешь совершенно в другой стилистике: где поп-музыка, а где ты.

Я поп-музыку очень люблю.

Но ведь не поешь.

Ну как? Я беру, например, песню, которая мне нравится, перелопачиваю ее и делаю абсолютно свою версию. А ABBA — это моя бесконечная любовь, я их обожаю. Они столько раз меня своими песнями спасали, когда у меня были жуткие периоды в жизни — с настроением, с деньгами, с потерями. Когда я включаю Dancing Queen и Thank You for the Music — это для меня просто антидепрессант. АВВА обладает просто невероятным жизнеутверждающим духом, как Моцарт. У них такой звенящий мажор, они, как пылесос, вычищают тебя и дают жизненные силы. Очень их люблю.

Здорово. Когда ты набила эту татуировку?  

Восемь лет назад.

Что сподвигло? Ведь можно любить АВВА, но не обязательно…

…их «бить». (Смеется.) Не скрою, была ситуация в личной жизни переломная, когда я для себя приняла решение, что надо… (Долгая пауза.) Нет, не буду рассказывать.

Расскажи. Мне можно.

(Смеется.) Я поняла, что за удовольствие надо платить и что боль когда-нибудь кончается. В общем, я хулиганила… И потом поняла, что не стоит этого делать, потому что похмелье может быть такое сильное, что даже АВВА не справится. И в тот момент я набила эту татуировку как напоминание, что семейная аскетика дает невероятный жизненный иммунитет и невероятную глубину восприятия бытия. Не надо горизонтальных удовольствий, нужно стремиться ввысь. И я набила слова своей любимой песни.

На самом деле восхищение вызывает твой муж — своей мудростью, своим пониманием тебя и твоей тонкой и парадоксальной натуры.

Он потрясающий. Бывает, что он дает возможность быть лучше, чем ты есть на самом деле.  

Ты, мне кажется, абсолютно свободная птица: что хочу, пою, как хочу, так и выступаю. Понятно, что любая свобода граничит с несвободой, но я сейчас про творчество говорю, про свободу творчества. Всегда так было?

Нет, было еще свободнее. Я сейчас еще учитываю какие-то вещи в силу возраста, обращаю внимание на конъюнктуру рынка, учитываю какие-то вкусы русской публики. Самая главная свобода у меня на моих концертах, а всё, что касается event… Знаешь, как в моде, я делю свое творчество на две части: «прет-а-порте» — это events, а «от- кутюр» — это концерты.

Всё равно, ты себе не изменяешь — вот что главное.

Я себе не изменяю никогда, Вадим. Могу похвастаться. Однажды мне предложили 100 тысяч евро за то, чтобы во время выступления я исполнила лезгинку. Клянусь тебе, когда шли переговоры, прямо на сцене, прошибло так, что 3 килограмма сбросила сразу. Молодой мужчина внезапно поднялся ко мне и и говорит: «Сестра, пожалуйста, можно для наших друзей?» И предлагает 100 тысяч евро. У меня прямо заложило уши, пропал нюх, как во время ковида. Но я сказала «нет». Просто я поняла: если я переступлю эту черту, тут уже обратной дороги не будет. В жизни каждого артиста, каждого творческого человека наступает момент, когда возникает выбор. Как только ты переступишь черту — всё, ты будешь петь только лезгинку.

Прекрасно формулируешь, Теона, и говоришь очень правильные вещи… Скажи, пожалуйста, ты, наверное, никогда не была балериной? Я имею в виду твою фигуру.

Знаешь, Вадим, я стала набирать вес после переломного возраста. До этого я была такая обычная сладкая девочка, middle. Когда мама приехала ко мне через полтора года…

…в Москву?

...да, в Москву, — она меня, скажем так, не поняла. Мы полтора года не виделись, она просто ошалела от моего внешнего вида. Потом были разные периоды: то я худела, то полнела. Сейчас абсолютно честно хочу тебе сказать, что мой вес — это мой сознательный выбор. Мне нравится на сцене ощущение от этой плотности. Я уже не представляю себя другой.

Я тоже не представляю.

Сейчас работаю над тем, чтобы «семерка» у меня ушла, потому что я понимаю, что это лишнее, но 55 килограммов больше не будет никогда! Я никогда не встану в этой очереди худых женщин — просто не хочу.

И не надо, Теона. Вот сейчас будет фотосъемка, где ты предстанешь в одежде Marina Rinaldi. Мне кажется, это твоя стихия.

Ты прав. Я считаю, любая женщина может быть красоткой, секси, энергичной. Marina Rinaldi дает возможность девочкам в определенной весовой категории выглядеть желанными, красотками. Я обожаю этот бренд, реально.

А что дает ощущение этой радости?

Во-первых, у Marina Rinaldi прекрасный принт всегда. Цветовая гамма очень приятная, всегда жизнерадостная. Полные женщины про себя очень плохо думают, потому что их сильно загнобили. Marina Rinaldi женщинам в весе разрешила быть красавицами — и дает эту возможность. Она не скрывает недостатки, она подчеркивает достоинства. Это очень важно. Видно, что это модный дом с традициями, который прекрасно знает, что такое силуэт, крой. Прекрасно знает, что такое ткань, и я говорю этому дому «Да!». После определенного возраста я смогла выбирать там всё, что мне нужно.

Слушай, какой возраст? Ты сказала, что тебе 44 года. Мне кажется, это замечательный возраст, когда есть уже зрелость и так много всего впереди.

Вадюш, мне кажется, это вообще лучший возраст. Я уже не дура, все свои «полочки» убрала и все книжечки разложила на свои места, по жанрам. (Смеется.) Знаю, где всё лежит, но одновременно... Вот в этом году я опять поступила в Гнесинскую академию, где когда-то окончила факультет эстрадно-джазового вокала. Теперь бакалавриат еще взяла, нормально? Взяла «менеджмент в искусстве».

Век живи — век учись. Это про тебя.

Точно. Я во время локдауна почувствовала какой-то молодой потенциал. Подумала: «Надо применить, Теоша, надо что-то делать», — и вновь поступила в Гнесинку, представляешь?

Какие это ощущения — вновь стать студенткой?

Слушай, ну это очень странное ощущение, потому что остальным студентам по 18–20 лет, у нас одна группа в Telegram, они не знают, как ко мне обращаться: «на Вы», «на ты», я к ним то «котята», то «детишки»... Однокурсники мои. (Смеется.) Какие-то лекторы, когда я захожу в аудиторию, говорят: «Ну вы, наверное, не студентка». Я отвечаю: «Нет, к вашему сожалению, студентка». В общем, буду менеджерировать и передавать свой опыт: как монетизировать жанр, который никому не нужен. (Улыбается.)

Как это, никому не нужен?!

Никому не нужен был. Я ломилась в закрытые двери многие годы, люди не понимали, что это такое. А сейчас просто вихрь, локомотив энергии проезжает, — все даже не в состоянии понять, нравится им это или нет. Но я уже есть! Без радио и телевидения сделать то, что мы сделали, — это здорово.

Согласен. Скажи, Теона, а муж чем занимается?

Он экономист.

То есть далек от музыки. Хотя понятно, что уже не может быть далек.

Хочет не хочет, но уже не далек. Он абсолютно русский человек. Когда наступает осень, включает в машине песни Михаила Круга. Я пытаюсь абстрагироваться, понимаю, что психология у нас с ним разная, разные потребности. Как-то на мероприятии ко мне подошел муж моей близкой подруги — такой интеллигентный, приятный — и говорит: «Умоляю, ты можешь «Владимирский централ» спеть?» (Смеется.) После этого я своему мужу разрешила всё.

А детям сколько сейчас?

14 и 15 лет.

Они музыканты?

Не-а. Дочь, я думаю, просто от Бога актриса. Вадик, у нее такой комедийный талант, она так шутит, и у нее такое ощущение жизни удивительное — будто бы немодное. Такой аристократизм врожденный. Она комик. Комедия и аристократизм вот так как-то у нее сочетаются. Я даже не знаю, на кого она похожа из существующих шаблонов. Очень крутая тетка растет. А мальчик просто очень вдумчивый, симпатичный и настоящий пацан.

На мамины концерты они, конечно же, ходят?

Георгий не очень любит это делать. У него на моих концертах поднимается температура, однажды даже была за 39.

Какой ужас!

Ему реально становится нехорошо, ему не хочется это всё видеть, слышать.

Весь этот джаз?

Нет, не джаз — маму с декольте, шпильками, которая скачет по сцене. Он не хочет этого. Он хочет, чтобы мама делала ему пасту. И я его понимаю отчасти.

И он такой чувствительный, что от негативных эмоций у него поднимается температура?

Он очень чувствительный! С одной стороны, такой молчун, пацан-пацан, но поднимается температура за 39, Вадим. Мы проверяли, это было четыре раза, на четырех моих сольных концертах.

Впервые о такой реакции на музыку слышу, хотя понимаю, что здесь всё в комплексе.

Я сама такого не слышала. Его колбасит, колошматит, он начинает ругаться.

А дочка по-другому всё воспринимает?

Дочка такая театральная, она актриса, она спорит, когда ей что-то не нравится. Вот тебе пример. У меня было желтое платье, я выглядела в нем как канарейка. Дочь мне сказала: «Мама, я умоляю тебя, это такое дешманство. Пожалуйста, только не желтый цвет». И ты представляешь, единственное платье, которое у меня пропало, — именно это. Оно исчезло.

Вот так, само по себе?

Есть, конечно, предположение, что дочка его сожгла. (Все смеются.) Ну я не могу просто логически объяснить исчезновение этого платья.

Прямо шекспировские страсти разгораются! У сверхчувствительного сына температура 39, дочка сжигает мамино платье. Да, нелегко тебе, Теоночка.

Ты знаешь, мне так легко с ними, они такие золотые, мои дети. У нас настоящая дружба, мы такие все разные, но банда есть. Семья — банда. У моей дочери была очень смешная ситуация: она в H&M стырила блеск для губ. Звонит мне и говорит: «Мама, так неудобно, такой позор, меня задержали. Меня держит охранник, пожалуйста, приезжай». Я говорю: «У тебя что, не было денег?» — «Были. Но это адреналин!»

Адреналин — мамино качество.

Я приехала и когда уводила ее, то сказала, что прилюдно мы не будем делать друг другу замечаний, дома поговорим. Она в ответ: «Мне так стыдно, так неловко, так неудобно».

Видишь, для нее это урок.

Да.

Теоночка, всё, что ты рассказываешь, каждый миллиметр твоей жизни проникнуты такой энергией! Причем я уверен, что в этом нет никаких котурнов — это твоя жизнь. Как дочка говорит, «адреналин». Вот ты точно — человек-адреналин.

Это правда. Мне нужны колебания пожестче. Я очень себя уменьшаю, потому что если я буду слушать свое желание, то это хорошо не закончится. Но в гастрономии я себя ограничивать не буду — это страсть, которую я разрешаю себе  в полном объеме.

Всегда?

Да.

С чем я тебя и поздравляю.

Да, Вадюша, тебе меня не понять. Ты всю жизнь, сколько я помню, тростинка. Всегда безупречная обувь. Всегда, когда говорили: «Боже, какой Игорь красавец», — я отвечала: «А мне больше нравится Вадик. Вадик  — фирмач, Вадик — Европа».

Спасибо, моя дорогая, на добром слове. И до новых встреч!

Обязательно.

Благодарим Петровский Пассаж за помощь в организации и проведении съемки

Фото: Владимир Васильчиков. Стиль: Ирина Свистушкина. Макияж и прически: Андрей Цымбалов