Александра Черкасова-Служитель: «Врачом и артистом можно быть только от Бога»

На «Кинопоиске» продолжается показ сериала «Нулевой пациент» о вспышке ВИЧ в Элисте в 1988 году. Александра Черкасова-Служитель, сыгравшая в сериале Марго, секретаршу главного героя, в интервью ОК! — об эротической фотосессии в валенках, участии в театральном проекте «Дочери СОСО» и Римасе Туминасе.

Фотограф Дарья Козырева, стилист Александра Павлова, мейк-ап Екатерина Никитина Актриса Александра Черкасова-Служитель

О «Нулевом пациенте»

Женя Стычкин — совершенно потрясающий режиссер. Мы не были знакомы до работы на «Нулевом…», но я видела его в театре и кино и во многом пошла в проект, именно чтобы поработать с ним. Он безумно талантлив и как артист, и как режиссер — огромная редкость на самом деле. С института я усвоила, что, если режиссер в прошлом сам был артистом, это вообще не означает, что он хорош в постановке. Скорее, это редкость, исполнительская природа часто берет верх, и ты маленького ягненочка-актера заставляешь играть, как ты бы сыграл сам, — и в результате твой актер замыкается, выключается из процесса, и это очень видно в кадре, зритель это чувствует. Но Женя совсем не такой, во время сьемок он не поправлял, не навязывал свое видение. Только говорил: «Молодец, артистка потрясающая!», шутил постоянно. Блин, я столько на площадке не смеялась никогда, хотя, в принципе, люблю поржать.

И вот, к слову, о «поржать». По сюжету у моего персонажа Марго происходит эротическая фотосессия в старом дореволюционном особняке (а это всё еще Советский Союз вообще-то!). Для сьемок продюсеры выбрали не студию, а совершенно настоящий особняк на Спиридоновке, корпус московского института стран Азии и Африки. Очень красивое и атмосферное место: такая запыленная затхлость, книжечки, дух советского НИИ. Множество сцен «Пациента» снято именно там. 

И вот идет съемка. В большом зале особняка установлены фоны, часть зала отгородили ширмами — за ними режиссер и съемочная группа смотрят в плейбек. Поздняя осень, старый холодный особняк — даже в пуховике стоять холодно, а ты снимаешься в одном нижнем белье. И мало того что зуб на зуб не попадает, чем меньше на мне остается одежды, тем чаще кому-то нужно зайти в зал за каким-нибудь молотком, или «вы не видели мои сигареты?», или еще какая-то срочная необходимость. Мольбами и уговорами добилась, чтобы мне хотя бы на ноги дали что-нибудь теплое, и теперь у меня в коллекции фотографии с бэкстейджа: томно-обнаженная снимаюсь в стиле Хельмута Ньютона, а на ногах… валенки!

О выборе профессии

Я не из театральной семьи: папа был дипломатом в Риме, Париже, Африке, мама работала вместе с ним — преподавала французский язык в посольстве. Так вышло, что я — причина окончания их трехлетней командировки в Мали: они вернулись в Москву на несколько месяцев, и маме было всё время плохо. Она думала что это акклиматизация, пришла к врачу — но оказалось, что это не акклиматизация, это будущая Александра. (Смеется.) Так что первые четыре месяца в этом мире я провела в Африке и оттуда привезла взрывной характер и любовь к танцам. 

С 6 лет я знала, что стану актрисой. Держала эту мечту в секрете, никому не говорила, как будто это самый главный секрет, главная мечта, и если нечаянно ею поделиться, то она не сбудется. Так я стала немного зажатым подростком, как будто создала внутри себя вторую личность, мое игровое альтер эго. И это очень помогло в профессии: во время модельных фотосессий или на театральной сцене играю не я, а другой человек, мое альтер эго. Имени у него нет, хотя, помню, когда в институте мы с подружками ходили на Арбат в «Старбакс», я просила писать на стаканчике «Ядвига». Может быть, это и есть мое тайное, театральное имя? Черт его знает!

Об учебе в Первом меде

В школе я училась в медклассе, потом поступила в Первый мед. Ушла оттуда во время сессии на втором курсе. Завкафедрой анатомии однажды сказал мне: «Александра, поймите, что можно быть средним юристом, экономистом. Но врачом и артистом можно быть только от Бога!» И эта фраза всё во мне перевернула — ведь не о медицине я мечтала с самого детства! 

Учеба давалась мне нелегко. Помню, как сдавала экзамен по биохимии. Это адовый предмет, и на экзаменах практиковались фейковые переломы: у кого рука забинтована, у кого нога. Я решила изобразить беременность. Надела шерстяную жилетку старшей сестры, под низ водолазку и в пространство между жилеткой и водолазкой напихала носочки, колготки, гольфики. Получился 3–4-й месяц. 

Сдаю не своему педагогу. Всё идет по плану: «Деточка, ты ничего не знаешь, но тебе плохо. Тройка устроит?» Женщина берет зачетку, начинает писать. И тут в аудиторию заходит моя преподавательница (мы с ней друг друга ненавидели) и давай орать: «Черкасова, еще на той неделе ты не была беременна!» Подбегает ко мне, хрясь по животу — и оттуда начинают выпадать носки. Ор был до небес. «Тебе два, пересдача лично мне». Я думала — плевать, у меня уже третий тур в ГИТИСе, поступлю, приду и плюну ей в лицо. Поступила в ГИТИС. Приехала на «Фрунзенскую», пошла на кафедру биохимии. Я же человек слова. Пока шла по лестнице, испугалась и передумала. Плюнула на ступени и ушла. А зачетка там так и лежит.

О поступлении в театральный вуз

Я училась на подготовительных курсах во МХАТе и хотела на курс к Кириллу Серебренникову. Была по-детски в него влюблена. Кирилл Семенович — известный провокатор. На последнем туре в Школу-студию он сказал: «Если я попрошу, ты разденешься?» Я покраснела и говорю: «Ну если вы меня автоматом возьмете, то да. Но скорее нет. Просто если я разденусь, а вы меня не возьмете, то вообще обидненько будет». Я не прошла. 

Но я не жалею. Когда я впервые увидела ГИТИС, влюбилась в это здание, в наш дворик. Поняла, что хочу туда. Институт я обожала. Мне кажется, что на моем поступлении настояла педагог Марина Кайдалова — артистка Театра у Никитских ворот, ученица Эфроса. Она нас учила быть не столько крутыми артистами, сколько хорошими людьми. Мы ездили после института к ней домой на 1905 года, читали письма Берггольц, а она бесконечно строгала нам бутерброды и варила кофе. Она нас духовно растила. 

Но отношения на курсе у меня не очень сложились, я сразу стала тусить на режфаке. Подружилась со студентами-«женовачами». С конца первого курса начала сниматься. На третьем курсе у меня был моноспектакль в ЦИМе. 

Примерно тогда же в Вахтанговском театре вышел спектакль «Дядя Ваня», я поняла, что хочу только к Римасу Туминасу. Не буду больше никуда пробоваться. Хотя за сто лет истории театра все актеры — из Щуки. В 2012 году, когда я выпускалась из ГИТИСа, Туминас набирал Первую студию вахтанговских молодых артистов. Я с большим трудом попала на прослушивание и никогда не играла свой отрывок так. Зато потом Римас подошел ко мне и сказал: «Молодец, приходи ко мне на второй тур в театр». Когда мне выдавали диплом, я уже получила трудовую. Он меня сразу взял в «Онегина», это моя первая работа в театре. 

Театральное обучение очень токсичное. Поскольку я упертая и бывший спортсмен, мой характер это закалило. Знаю, что результат приходит только через боль и слезы. Но многих такая нагрузка ломает. Зато меня сейчас очень сложно задеть. Хейт в комментариях меня только забавляет. Когда вышел клип Хаски «Убей меня», писали: «Он опять транса снял? Посмотри, у нее на такой-то минуте усы. Да у нее кадык!» Других бы это задело, а я только поржала, сделала скрин и кинула подругам в чат.

О спектакле театрального проекта «Дочери СОСО» «Считалка»

С Женей Беркович меня познакомила актриса Ира Вилкова. Я тогда была повернута на дневниках Сьюзен Зонтаг и хотела делать спектакль по ним. Мы встретились с Женей в Петербурге, просидели всю ночь, выпивая на Рубинштейна, и еле успели засунуть меня в обратный поезд. Зонтаг мы пока решили отложить, зато я попала в «Считалку».

Спектакль — история девочек-подростков в маленьком горном селе посреди войны. Когда взросление, игры, такие очень девичьи истории происходят среди ужаса, смерти, разрушений. К нам часто приходили зрители, которые пережили войну сами, и после спектакля они плакали, обнимали нас, ничего не говоря. 

Женька очень пронзительно, без всяких средств, щемяще эту историю рассказала. Я очень по нему скучаю. Нам не продлили на него права, и играть последний спектакль было очень тяжело. 

«Считалка» — мой первый проект вне репертуарного театра. Он делался на коленке, без спонсорских денег, на голом энтузиазме. С момента его выхода так много всего произошло: у Жени Беркович появились две чудесные дочки, продюсер спектакля Шура Андриевич сделал предложение нашей актрисе Мариэтте Цигаль-Полищук прямо во время поклонов. Целая жизнь с этим спектаклем у нас прошла. 

О фильме Клима Шипенко «Декабрь»

«Декабрь» выйдет в октябре. Это фильм о последних днях Сергея Есенина (его играет Саша Петров). Вокруг поэта — три сильных и разных женщины: две жены и проститутка (это я, здравствуйте!). Клим был председателем жюри на «Кинотавре», когда я возила «Бубен верхнего мира». Подошел после объявления результатов (мы заняли второе место) и сказал: «Я голосовал за вас». И попросил контакты агента, чтобы позвать в свой проект.

Мы не поверили до конца, но с моим агентом действительно связались. Открываем, а там персонаж называется «Взрослая проститутка». Не то я себе представляла, когда председатель жюри предлагал роль артистке! Она небольшая по объему, но очень важная. Проб не было, но были бесконечные пробы грима, костюма. И какого костюма! Корсет конца XIX века, настоящий китовый ус, павлиньи перья! Я с детства обожала фильм «Мулен Руж», а тут как будто сама в нем оказалась. Клим создает совершенно невероятные фильмы, и я очень жду премьеры, чтобы вместе со всеми увидеть наконец «Декабрь»!

О профессии актера

Часто съемки в кино — тяжелый процесс, физически и морально. Даже если ты не валяешься голым на стекле, ты вечно себя мучаешь, вытаскиваешь самое болезненное, самое живое. Но на «Нулевом пациенте» было не так, хотя история, которую мы рассказываем, основана на реальных событиях, и это очень драматичная, очень тяжелая история: поздний Советский Союз, больные дети, ВИЧ. Благодаря продюсерам и режиссерам фильма сьемки проходили в каком-то постоянном шутливом кайфе. Мне кажется, это отчасти была такая психологическая самозащита, чтобы выстроить границу между нашими персонажами и их прототипами, между нашей жизнью и трагической историей, которую мы рассказываем. Но в результате, когда я сейчас смотрю сериал, я вижу, что эта атмосфера легкости и веселья на сьемках дала очень важную интонацию в кадре: какие бы трагедии и катастрофы ни происходили в мире, всегда есть светлые и остроумные люди, которые противостоят злу и депрессии. И они дают надежду, что даже после самой темной ночи взойдет солнце и добро обязательно победит!

Автор: Полина Сурнина