Константин Хабенский. Свободный полет

Константин Хабенский всё больше увлечен режиссурой. И экспериментом. В ноябре прошлого года он выпустил в Московском Художественном театре свою версию чеховской «Чайки» и практически сразу приступил к новой постановке под названием «Жил. Был. Дом.». Премьера — 15 мая. А накануне зрители посетили премьеру киноверсии этого спектакля — состоялся единственный вечерний сеанс в 120 городах. Такая вот неожиданная цепочка: первый показ — в кино, а потом — в театре. Подобного опыта не было ни у кого и никогда.

Фотограф: Валентин Блох

Костя, как вообще возникла эта идея — представить новый спектакль в киноверсии еще до того, как его увидят театральные зрители?

Аппетит приходит во время еды. Началось всё с очень простой ситуации. Так как у нас в МХТ в этом сезоне достаточно много премьер на всех сценах (мы ищем свою тему, пытаемся найти близких нам авторов и режиссеров), то так получилось, что для истории «Жил. Был. Дом.», которую мы с Сашей Цыпкиным написали специально для Художественного театра, не хватило площадки. Площадки для репетиций. Банально не было места для выпуска спектакля в марте, как мы запланировали изначально.

В театре не хватило места для репетиций спектакля худрука. Эффектно звучит.

Как воспитанный человек, я уступил место восьми прекрасным актрисам под руководством Аллы Сигаловой. Она поставила спектакль «8 разгневанных женщин». Мне места для репетиций действительно не хватило. Тогда родилась идея: а не зайти ли нам в павильон «Мосфильма» и не отрепетировать ли там спектакль, а потом «поместиться» как-то в мае в театре. Дальше появилась еще одна идея: не снять ли нам эту историю, раз уж мы на «Мосфильме», и не сделать ли нам сначала премьеру в кинотеатре, а на следующий день — уже в Московском Художественном театре. Конечно, идея шальная, идея хулиганская, но так получилось, что собралась команда не только актеров, но и всех тех, кто был заинтересован в выпуске этой истории в кино. В результате вместе с телеканалом «Культура» нам удалось за четыре съемочных дня в павильоне «Мосфильма» снять и смонтировать киноверсию.

Спектакль будет длиннее, чем киноверсия?

Театральная версия будет намного шире, с антрактом и, наверное, более атмосферная. Мы все-таки пытаемся не отрываться от реальности и понимаем, что можно и нужно показывать в кинозалах, и это должно соответствовать определенным ритмам, темпам, дыханию. В театре мы можем себе позволить, например, делать «мхатовские паузы».

В театре «Современник» с огромным успехом идет спектакль «Интуиция», ваш совместный проект с Александром Цыпкиным. 13 новелл, 13 героев, которые попадают на тот свет, и вот первая минута загробной жизни: о чем они думают, что чувствуют. В проекте «Жил. Был. Дом.» тоже достаточно экстремальная ситуация — герои проживают свой вечер накануне катастрофы. Они сами об этом не знают, и тем интереснее за ними наблюдать. Скажи, почему тебя так волнует пограничная ситуация в глобальном смысле?

Как «Интуиция», так и когда-то фильм «Небесный суд» (где мы с Михаилом Евгеньевичем Пореченковым снимались под руководством Алёны Званцовой), — это попытка разведать через творчество какие-то совсем другие миры, в которых мы можем оказаться, и пофантазировать, как себя ведет человек на грани, это всегда интересно. Тем более Саша Цыпкин очень тонко пишет как раз в этом направлении и достаточно интересно замечает какие-то человеческие подробности. Это узнавание самого себя, мне кажется, зрителю придется как раз впору. Пускай не все эпизоды, не все ситуации, которые мы покажем в спектакле и в кино, будут близки каждому зрителю, но я уверен, что минимум какая-то одна новелла точно попадет в цель. И если в «Интуиции» мы говорим о сожалениях, о том, что человек не успел сделать в своей земной жизни, то в спектакле «Жил. Был. Дом.» разговор о том же, только здесь есть момент предположения: человек мог это сделать, но почему-то отложил на завтра. Тема одна и та же, просто взгляд с разных ракурсов или позиций. Не хочется заниматься морализаторством, но каждый человек рано или поздно к этому придет. Наш спектакль — это небольшой таран, который помогает пробить стену непонимания каких-то простых и важных вещей. Мы живем в стремительном ритме, у нас огромное количество проблем, и мы не успеваем замечать радости текущего момента, радости, доступные каждому, например как светит солнце, и не успеваем сказать друг другу что-то самое главное.

Я еще добавлю, что герои «Жил. Был. Дом.» не только люди, но и животные. Константин Хабенский, например, играет умудренного опытом попугая, практически ровесника Пушкина.

(Улыбается.) Он на год старше великого поэта. Мы живем в домах, там есть кошки, собаки, попугаи, мышки в подвале живут — это же всё живые души, они тоже про нас что-то думают. Нам с Сашей захотелось пофантазировать о том, что они про нас могут понимать. У них же своя жизнь. Например, одна из новелл нашей киноверсии про кота и пса называется так: «Могут ли коты быть наделены собачьей преданностью?»

Очень трогательная новелла. «Жил. Был. Дом.» — в конце каждого слова стоит точка. Это принципиально?

Так красивее. С точками визуально получается лучше, чем без точек или в одно слово. Вообще, мы называем этот спектакль «ЖБД».

Одна из главных премьер нынешнего сезона в Московском Художественном театре — «Чайка» Чехова. Это твой первый режиссерский опыт на сцене МХТ. Есть еще, правда, спектакль «Поколение Маугли», тобою поставленный, но это немного другая история — не просто спектакль, а еще и благотворительная акция.

Я дополню: это единственный репертуарный благотворительный спектакль в стране.

«Маугли» идет дважды в течение одного дня, и в это время всё закулисье заполнено детьми — участниками спектакля. Их очень много. Как ты с ними справляешься, как всех обуздать?

Во-первых, есть мамы, которые плотно держат своих детей и не дают им распоясаться до предела. Мы их называем «мамы Маугли». (Улыбается.) Есть наставники — это педагоги студии «Поколение Оперение». Самих наставников в свое время мы приучали к благотворительности. Вернемся к «Чайке»?

Да. Твоя «Чайка» — спектакль ритмически резкий, экспрессивный, только открытые чувства и эмоции. В спектакле все живут очень быстро и стремительно: такое ощущение, что герои остро чувствуют нехватку времени и всем нужно высказаться как можно скорее. И еще. Чеховских героев часто играют народные артисты, но это не гарантирует, что роль (не обязательно центральная) получится весомой и объемной. А в твоем спектакле нет второстепенных персонажей. Каждый — как отдельная планета: его хочется рассматривать под увеличительным стеклом.

Наш спектакль не обошелся без народных артистов, у нас есть один — Игорь Эмильевич Верник. Он прекрасно, мне кажется, работает над ролью Дорна и всё еще находится в правильном процессе прорыва — еще глубже и глубже почувствовать человека, который, в принципе, зачастую играется как какая-то функция, за ним всё время бегает какая-то женщина и не дает ему спокойно жить. Мне показалось, что это неправильно. То же самое и по всем остальным персонажам. Почему им важно высказаться именно сейчас? Это и юношеский максимализм, и нормальный человеческий эгоизм — желание, чтобы тебе уделили внимание, желание быть услышанным. Мне кажется, в текстах и настроениях Чехова это считывается. Если бы мы делали эту историю для киноплощадки, то, наверное, я бы не так ярко проявлял всех персонажей с точки зрения подачи, но вот это желание «здесь и сейчас» и «только я» всё равно бы доминировало. В театре всё намного ярче, потому что это сцена, нам нужно попасть в зрителя, который сидит в 25-м ряду, чтобы он услышал и энергетически присоединился к нам. Ну еще это история о том, как женщины прекрасно правят этим миром и нами, мужчинами.

«Правит миром» прежде всего Аркадина, которую играет Кристина Бабушкина. Аркадина, конечно, прима, но в твоей интерпретации ей хочется больше сочувствовать. Обычная женщина со своими житейскими радостями и проблемами.

Что касается Кристины Константиновны, я здесь не стал далеко от ее природы уходить и просто дофантазировал ее в сторону Аркадиной. Какие-то вещи, возможно, Кристине поначалу показались неуместными, она не сразу восприняла способ общения с другими персонажами. Мне не хотелось, чтобы в этом спектакле диалоги велись нос в нос, глаза в глаза, потому что в жизни мы немножко по-другому общаемся друг с другом и проявляем обиду и любовь немножко другими средствами. Я так Аркадину и представлял: прекрасная русская баба, которой повезло, кровь с молоком. Она высокая, ее хорошо видно на сцене — что тоже немаловажно. Она парится в бане, она тоскует по столичной тусовке, и в то же время она зачем-то едет в усадьбу, в деревню, где тоска изначальная. У нее русская душа, она всё равно рвется туда, откуда ей потом захочется сбежать, в ту иллюзию, которую она сама себе создала. Плюс у нее еще и молодой любовник, которого она вывела в свет, которого она воспитывает и показывает, что она: а) и как женщина еще состоятельна; б) является продюсером начинающего писателя. Она расширяет его кругозор, совершенно не заботясь о том, нравится ему это или нет. Тем не менее она это делает для того, чтобы он был всеяден и писал обо всём. Вот такая широкая душа русской женщины. Иногда это пагубно влияет на тех мужчин, с кем она встречается и хочет заласкать и залюбить. Пример тому — Тригорин, причем они с Треплевым ровесники, и в этом есть еще один дополнительный конфликт: попытка спрятать взрослого сына от прессы и злых языков, а на место сына поставить молодого любовника, но ровесника сына — мне кажется, это достаточно острая ситуация.

Я с интересом слушаю, Костя, твой режиссерский разбор. И хочу добавить, что совсем неожиданным получился персонаж Шамраев, про которого обычно можно сказать только одно: личность, начисто лишенная сантиментов, со скудными чертами характера. У тебя же он обрел какие-то зловещие черты. Роковой, опасный человек со смехом как у Мефистофеля. Его играет приглашенный актер небольшого роста Вано Миранян. Ты говоришь, что Кристину хорошо видно на сцене, здесь же ровным счетом наоборот.

Что касается персонажа Шамраева, у меня был главный вопрос, на который я долго не мог найти ответ: почему ему всё сходит с рук? Когда я делал кастинг, когда я фантазировал, кто подойдет на роль этого персонажа, я не мог этого понять. Потом у меня возникла идея о псевдотолерантности, когда за спиной говорят гадости, а в лицо улыбаются. Я подумал о том, что это должен быть человек низкого роста. Так я познакомился с Вано. Я пригласил его на встречу и спросил: есть ли проблемы во взаимоотношениях маленьких людей и больших? Есть ли между ними любовь? Той же монетой маленькие люди отвечают большим за высокомерие? И так далее. Он мне честно сказал: еще какая «любовь» между маленькими и большими! И всё сошлось. Я стал понимать, каковы мотивы поведения этого человека, Шамраева.

Отлично. Этот сезон в театре очень насыщенный и разнообразный, много премьер. К юбилею Победы Марина Брусникина поставила спектакль «Двадцать дней без войны» на основе киносценария Константина Симонова, по которому Алексеем Германом был снят фильм, ставший классикой советского кинематографа. Это твоя идея или Марины?

Это была моя идея. 80 лет Победы все отмечают по-разному. Мне показалось, что надо попробовать сделать какую-то тихую историю про войну. Фильм всем известен. Я предложил поставить спектакль по этому киносценарию сначала режиссеру Алексею Герману-младшему, спросил, что он думает по этому поводу. Но у него были свои планы, и он сказал, что в театральное пространство пока заходить не хочет, потому что это может засосать.

Кстати, для Германа-младшего это мог быть хороший вызов самому себе: есть культовый фильм отца, а через много лет возникает спектакль на эту тему.

Не случилось. Тогда я предложил Марине Станиславовне Брусникиной. Она прочитала, ей очень понравился материал, она провалилась в эту работу. Главные роли играют Иван Волков и Света Колпакова. Мы еще сыграем спектакль 22 июня. Нужно понять, как эта тема будет пользоваться зрительским спросом и интересом. Бóльшая часть народонаселения заточена на то, чтобы материал был полегче и веселее, но те, кто приходит в театр, чтобы сопереживать и прочувствовать какие-то серьезные вещи, очень надеюсь, будут к нам приходить и дальше.

Художественный театр сегодня дает огромную палитру красок, где каждый зритель может выбрать то, что ему интересно. В этом сезоне появились масштабный «Самоубийца» Николая Рощина, тихий и камерный «Старший сын» Андрея Калинина, пушкинская «Русалка» Максима Меламедова, спектакль для детей и взрослых «Морж, учитель и поэт» Саши Золотовицкого, мистический «Флешбэк 2002» Веры Поповой, лирическая «Осень» Андрея Гончарова… Очень разнообразный получился сезон. На сегодняшний день позиция Художественного театра и твоя, я так понимаю, — это нацеленность на открытый диалог со зрителями, и не только в спектаклях. Появился проект «Художественный разговор с художественным руководителем» на Малой сцене, твои беседы с Александром Цыпкиным о том, чем живет театр сегодня, о планах на будущее. И это диалог, в который может вступать и зритель. Иногда могут возникать вопросы, которых ты даже и не ждешь. Ты к этому готов?

Я настроен на эту волну, потому что мы все здесь находимся для того, чтобы зритель приходил в театр. Чтобы он подключался к тому, что видит. Это очень сильно проявилось на нашем проекте «АРТХАБ», когда у зрителей была возможность смотреть эскизы и задумки будущих спектаклей и обсуждать их, критиковать и хвалить. Я просто увидел, что есть большой дефицит общения. Форма открытого диалога в театре востребована, потому что, к сожалению, сейчас таков мир, что люди мало говорят друг с другом. Мало слушают друг друга. В театре есть возможность, даже если ты сидишь в зрительном зале и молчишь, участвовать в диалоге, быть подключенным к ситуации. Я понимаю, что это та форма, которая нужна Московскому Художественному театру сегодня.

«АРТХАБ» длился два года. В этом сезоне возникла пауза, но уже совсем скоро грядет еще одна необычная история под названием «Сонеты Шекспира».

Это тоже в рамках «АРТХАБа». «АРТХАБ» — лабораторный проект, где мы можем делать всё, что нам интересно. История с «Сонетами» заключается в том, что восемь режиссеров ставят сцены по 10 минут, каждый свою новеллу, а потом мы из этих мини-спектаклей соберем один большой спектакль и посмотрим, как это работает. Может быть, у нас новый Шекспир получится? (Улыбается.)

Во всех новеллах, насколько я знаю, участвуют одни и те же актеры. Какой же это взрыв мозга, когда актеру на протяжении короткого времени приходится работать с таким количеством режиссеров, ведь у каждого своя эстетика, свой взгляд!

Для актеров это хорошая практика. Труппа большая, не у всех есть возможность играть ведущие роли. И здесь, я бы сказал, собрались счастливчики, которые попали в такое шекспировское пекло. Кроме режиссеров драматического театра там есть и режиссеры по пластике, и даже один композитор дебютирует в режиссуре. Так что ребята сейчас осуществляют заплыв. 23 мая эту Шекспириаду мы представим зрителю.

Костя, в Художественном театре появилась традиция каждый сезон открывать премьерой на Основной сцене. Следующий сезон, это уже заявлено, откроется премьерой спектакля «Кабала святош» Михаила Булгакова в постановке режиссера Юрия Квятковского. Тут тоже любопытно. Булгаковского Мольера играл Олег Николаевич Ефремов, будучи руководителем МХАТа, потом Олег Павлович Табаков, будучи руководителем театра, а теперь нынешний худрук Константин Юрьевич Хабенский репетирует Мольера. Это простое совпадение?

Наверное, совпадение, а возможно, это какой-то знак, который прилетел ко мне от Юры Квятковского, когда он пришел на разговор, предлагая несколько пьес. И мне показалось, что «Кабала святош» — сегодня очень хорошее название для Художественного театра, и очень ко времени сейчас, и тем более Булгаков — знаковый автор для нашего театра. Я не хотел бы много говорить на тему «Кабалы святош», тем более что еще идут репетиции и мы пристраиваемся, присматриваемся, принюхиваемся друг к другу. Мы пригласили в том числе поработать Николая Максимовича Цискаридзе на роль Людовика XIV и попали в самое яблочко, потому что он оказался ярым «людовиковедом» и «людовикоманом», знает о нем и о том времени практически всё.

Ну Николай Цискаридзе — вообще интеллектуал.

Он очень добрый и чудесный человек. Конечно, Николай слегка волнуется, оттого что мы немножко выбили из-под него привычные подпорки, статуарность и «балетность», но тем не менее оставили в дозированной мере пластику. Работаем со словом и психотипом Людовика.

Это ты захотел пригласить Николая?

Мы размышляли с Юрой Квятковским на эту тему. Он не хотел, чтобы это был просто актер, он хотел, чтобы это была знаковая фигура сегодняшнего времени. Вот так возникла идея пригласить Николая Максимовича в Московский Художественный театр.

Здесь мы поставим многоточие. И отличных дальнейших репетиций!

Спасибо. А насчет традиций, я не стал бы говорить, что это традиция — открывать новый сезон премьерой.

Но так получалось последние несколько лет. И это здорово.

Так получалось. Ну посмотрим, посмотрим. Просто традиции надо соблюдать, а «так получалось» — это более мягкая форма. (Улыбается.)

Тогда про другую традицию. Премия Художественного театра, которая вручалась в конце марта уже третий год подряд.

Во-первых, в Художественном театре никогда не было никаких премий. В этом смысле мы решили не отставать от отцов-основателей, новаторов в театральном мире, и предложили на 125-летие Художественного театра сделать такую премию для молодых в разных областях искусства, чтобы подсветить, поддержать, может, кого-то найти в соавторы, на это тоже мы настроены. Плюс лауреатам помимо замечательной статуэтки дается возможность на один день воспользоваться Новой сценой Художественного театра: творите что хотите — приглашайте коллег, делайте лаборатории, фестивали, показывайте спектакли.

Несколько таких вечеров уже состоялось. Особенно мне понравилась встреча с примой-балериной Большого театра Елизаветой Кокоревой… Еще один мхатовский проект посвящен 100-летию Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Павел Ващилин сделал спектакль «Люблю. Целую. Кеша.» по документальной пьесе Александры Машуковой. Спектакль о Смоктуновском, но не как об актере прежде всего. Это его личная история, совершенно потрясающая, в основе — письма Смоктуновского и его жены Суламифь. Играют совсем молодые ребята. Режиссер нашел очень интересную содержательную форму. И это настоящий Художественный театр.

Это однозначно Художественный театр. И надо рассказывать о тех людях, на которых мы продолжаем равняться в профессии, рассказывать о них чуть-чуть с другой, непривычной стороны, приоткрывать те вещи, которые они, может быть, от зрителей прятали. Мне кажется, здесь очень точное попадание Павла Ващилина и в материал, и в ту драматическую грань, которая, возможно, за мягкой улыбкой Иннокентия Михайловича всегда была скрыта от нас. Мы это показали зрителю. Работают молодые артисты, работают отлично. И я подумал, что не надо ограничиваться юбилейной датой, а поиграем-ка мы этот спектакль на сцене Художественного театра и дальше. Пускай те зрители, которые пропустили или не слышали об этой истории, придут к нам и посмотрят. Грядет юбилей еще одного знаменитого актера — Евгения Киндинова. Мы делаем вечер в рамках проекта «Мхатовские пятницы». Это актер-легенда, он попал в Художественный театр еще до ефремовской поры и служит в театре до сих пор. В этот вечер, который состоится 30 мая, Евгений Киндинов будет на сцене со своей супругой Галиной, однокурсницей и тоже мхатовской актрисой. Разговор пойдет о любви, о преданности театру и искусству.

Я надеюсь, под твоим чутким руководством, ведь ты же его ведешь, этот вечер будет именно о любви.

Очень много активностей в театре, о многом еще хочется сказать. Это и конкурс короткометражного кино, который пройдет в июне в третий раз. Тема конкурса в этом году — «Че о че». Чехов о человеке. Топ-10 фильмов-номинантов мы вывешиваем на онлайн-платформе, и это дает возможность всем желающим их посмотреть. А тот, кто победит, будет снимать расширенный короткометражный фильм с актерами Московского Художественного театра на основе оригинального сценария.

Продолжается сотрудничество с «Роскосмосом». Каждый год актеры Художественного театра приезжают на Байконур с новой литературно-музыкальной программой, а 12 апреля, в День космонавтики, показывают эту программу на Основной сцене театра. Насыщенная гастрольная программа. Недавно масштабные гастроли состоялись в Санкт-Петербурге.

Так стремительно всё идет, что ощущение, будто эти гастроли были уже год назад. Только что актеры вернулись с театрального фестиваля из Венесуэлы. Спектакль «Чрево» там отыграли на очень большой площадке, хотя здесь мы его играем на Новой сцене, всего на 100 мест.

Это для актеров полезный опыт.

Конечно. В Венесуэле было очень жарко. Там люди вообще не заморачиваются с костюмами и сценографией. Этот фестиваль больше похож на площадной театр и театр импровизации, а здесь — настоящий драматический спектакль. В этом смысле, мне кажется, многие зрители были потрясены, что такой театр тоже существует.

Костя, я знаю, что на следующий сезон много планов, но говорить о них еще рано. Обычно ты озвучиваешь их на сборе труппы — это тоже традиция.

Нужно скорректировать. Планов много, нужно понять, всё ли будем делать или что-то надо менять. Ну это нормально.

Театр — дело живое. Самое главное, что чайка летит, и летит высоко.

Дай Бог.

Ну а пока ждем премьеру «Жил. Был. Дом.».

Да я и сам жду!