Яна Гладких: «Я никогда ни о чём не жалею»

В юности Яна Гладких занималась боксом, а стать хотела адвокатом. В итоге в 16 лет девушка поступила в Школу-студию МХАТ и в 21 год стала самой юной артисткой труппы МХТ имени Чехова. Сейчас Яна не только много снимается в кино, но и снимает сама. И это только с виду она хрупкая блондинка.

Анастасия Борбот

На днях в онлайн-кинотеатре KION вышла последняя серия сериала «Чиновница». Знаю, что со многими партнерами по площадке ты давно дружишь. Это облегчало процесс съемок?  

Конечно. С режиссером Оксаной Карас мы сдружились на проекте «Отличница», я давно знакома с оператором-постановщиком «Чиновницы» Сергеем Александровичем Мачильским. На самом деле это уже наш четвертый совместный проект, у нас налажен наш «птичий» язык, можно было вообще ничего друг другу не объяснять. С Артёмом Быстровым мы учились вместе в Школе-студии — он на несколько курсов старше. И опять же, наша такая безумная, страстная линия в этом сериале требовала предельной чуткости со стороны партнера, и наша дружба, безусловно, облегчала работу. Да и вообще, собралось очень много дорогих мне людей: Вика Толстоганова, Максим Виторган, Лёша Агранович. Это очень талантливые, профессиональные, а главное — теплые люди.

Мне кажется или уже не первый раз Оксана Карас делает тебя следователем?

Не совсем следователем, но полицейского у нее я точно играю в третий раз. Сначала была милиционером в «Отличнице», потом служащей госнаркоконтроля в «Докторе Лизе», теперь вот в «Чиновнице» играю следователя Любу. Я говорю: «Оксан, может, пора мне предложить что-нибудь новенькое, ты извини, конечно?» (Смеется.) Она мне: «А я и не заметила. Но просто тебе так идет форма». Я настаивала: «Не надо лгать, подожди, давай разберемся. Давай начнем с внутренних причин». И она говорит: «Ты умеешь изображать мыслительную деятельность в кадре». Ну, в общем, я Оксану поблагодарила, но взяла с нее слово, что это моя последняя такая роль. Мы вроде договорились.

Твоя героиня Люба — не просто следователь, она очень опасная женщина.

Просто она безумно, слепо, беспросветно влюблена. Мне как раз понравилась эта роль тем, что в ней звучит тема одержимости, одержимости человеком, мне это знакомо. Думаю, каждый когда-либо через это проходил, это такая универсальная тема, мне было интересно с ней взаимодействовать. Но Люба классная: она со стержнем, умная, хитрая. Конечно, она обозлена из-за отсутствия взаимности, она очень ранимая любящая женщина.

Яна, ты, дипломированная актриса, вдруг решила стать режиссером, сняла полный метр, короткометражку, и сейчас в производстве сериал. Режиссура тебя всегда интересовала?

Да. Когда я только выпускалась из Школы-студии, думала, что не стану работать в театре, пойду сразу на режиссуру в ГИТИС. Вообще я очень люблю учиться: вот я сейчас бы тоже с удовольствием пошла. На что — в принципе, не имеет значения. Наверное, на что-то связанное с кино, на режиссера монтажа или сценарное мастерство, например, чтобы более полно понимать эти профессии, либо на что-то опосредованное: может, на курсы философии. Мне кажется, это такое питательное время, когда ты учишься. Сам факт того, что ты являешься студентом, то есть ты не должен выдавать результат, не должен выдавать ответ, продукт, не должен создавать, ты просто имеешь пространство, где ищешь, пробуешь и имеешь право на ошибку. Это такой кайф. Я всё время думаю: так, давненько я что-то не училась. (Смеется.)

То есть больше всего в учебе тебе нравится процесс, и неважно, что из этого выгорит?

А я убеждена, что ничего бывает только из ничего. Если ты делаешь дело с самоотдачей, время не будет потрачено впустую. Так что да, я отучилась, сняла свой дипломный фильм «Аня наоборот», который победил на фестивале «Движение» в 2018 году, дальше мне предложили снимать полный метр — и я сняла «Красотку в ударе».

Читала разные рецензии на этот фильм. Много было отрицательных, в основном связанных с тем, что сюжет копирует голливудский фильм «Красотка на всю голову» с Эми Шумер.

Ну да, это же франшиза, не то что случайно так вышло. На самом деле мне в инстаграме тоже разные вещи писали из разряда «сами ничего не можете и паразитируете на идеях Голливуда». В воровстве обвиняли. Но тут такое дело: тот, кто в индустрии, понимает, что нельзя просто украсть сюжет другого фильма и снять по нему кино, которое будет идти в кинотеатрах, — это невозможно. Тем более западного. Это у нас авторское право не охраняет идеи, а там-то с этим всё строго. Я не расстраивалась, расстроиться ведь можно только тогда, когда критика в тебя попадает. А я на самом деле горжусь этим фильмом.

А вообще критика часто в тебя попадает?

Наверное, это зависит от твоего психологического состояния: если у тебя есть какие-то бреши, в тебя и попадают такие вещи. Но вообще когда я вижу, что человек хочет меня обидеть, мне уже не обидно — это скорее про него, не про меня. Хотя помню один момент: когда я была вынуждена собирать деньги на операцию Стёпы (младший сын Яны. — Прим. ОK!), мне писали в директ совершенно незнакомые люди, в какой-то момент мне стали приходить такие сообщения: «Ты конченая дура, ты об одной себе думаешь, а ты будешь заставлять мучиться ребенка, он там полуживой, как инвалид будет существовать, ты эгоистка». Были откровенно варварские комментарии. И я помню, что меня это шокировало. И меня это ранило не потому, что про меня такое говорят. А сам поток агрессии в меня попадал — я не могла от него защититься. В какой-то момент я просто попросила свою подружку удалить все эти сообщения. Она сказала: «Давай просто заблокируем инстаграм на какое-то время, а потом если захочешь — вернешь». Так и произошло. И, видимо, реакция на происходящее зависит только от твоего состояния на данный момент: крепок ли ты духом или ты разобран, тебе не на что опереться, ты не уверен в себе, истощен.

Ты, конечно, невероятной силы человек. Я читала каждую новость про то, как ты борешься за жизнь еще не родившегося ребенка, которому диагностировали порок сердца. Я даже не могу представить, что ты пережила.

У меня есть такая теория, это какая-то моя тема, которая сейчас пробивается во многих моих авторских сценариях: у человека на самом деле нет выбора. «Аргументы и факты» (их благотворительный фонд очень нам помог) в какой-то момент задали мне вопрос из серии, как я приняла решение сохранить беременность, узнав о диагнозе, мол, это чуть ли не подвиг. И в этот момент я абсолютно четко поняла, что на самом деле тут нет никакого подвига. Я поступила так, потому что у меня не было выбора. У меня не было такого: «Так, что я буду делать?» Через какое-то время, когда уже разобралась в вопросе, я осознавала, что последствия могут быть разными и я могу отхватить по полной и даже судьба может пойти совершенно в другую сторону. Но это были размышления, никак не сопряженные с моей волей, хочу я этого или нет. Нужно довериться судьбе. Это не потому, что я какой-то глубоко верующий человек, или я чрезвычайно совестливый, или у меня есть убеждения насчет абортов. Дело не в этом. Просто вот так случилось, значит, как-то будем разгребать. Конечно, довериться судьбе — это так сложно. Особенно мне. Я люблю контролировать, сама принимать решения. Я человек действия, режиссер, я менеджер своей жизни, жизни своих детей, семьи. Честно говоря, раньше у меня было какое-то предубеждение насчет беременности, думала, что это такое время, когда ты очень беспомощен. А на деле оказалось иначе: во мне была двойная сила, витальный сумасшедший вихрь. Вообще в романе Шишкина «Письмовник», по которому я играла спектакль, была такая сцена: моя героиня, уже такая полусумасшедшая старуха, встречает на остановке молоденькую девушку, которая залетела в 15, и вот она не хочет ребенка, хочет сделать аборт. И моя героиня бросается на эту девочку и говорит: «Дуреха! Ты радуйся. Это единственное время в жизни, когда ты будешь по-настоящему не одинока». И это самая настоящая правда.

Скажи, а твой муж Иван так же, как и ты, стоически принял удар и с холодной головой решал проблемы?

Ваня (Яна замужем за звукорежиссером Иваном Ширшовым. — Прим. OK!) тоже в этом отношении фаталист. Он был невозмутим. Мне кажется, единственный раз, когда я увидела вдруг, что он напуган, — это когда Степан уже родился и его забрали на операцию. Мы знали, что она будет длиться долго, но не могли никуда деться и ничем заняться. И мы уехали из клиники и сели в «Старбакс». Ваня сидел с книжкой, я — с компьютером, и я понимаю, что мы оба смотрим и ничего не видим. Я так украдкой поглядела на него и спросила: «Чего?», а он говорит: «Я не могу, у меня сердце в пятках». И это как в самолете летишь, и вдруг рядом с тобой сидит человек, который начинает паниковать, у него начинают потеть ладони — и ты тоже испытываешь страх, хотя и не боишься летать. В этот момент я впервые глубоко вздохнула и подумала, что теперь от меня точно ничего не зависит.

Старший, Лёва, понимал, что происходит?

У мальчиков разница всего год. Он не понимал, но очень сильно обижался, что долго меня не видел, я же улетела в Германию за несколько месяцев до родов... Потом он прилетел, а я неотрывно была с маленьким, потому что не могла ни на секунду его оставить, он был очень слабенький и требовал много внимания. Лев очень сильно ревновал: не шел ко мне, дрался, кусался. Но я воспринимала это как период и что по-другому невозможно. Там, где ты не можешь ничего сделать, тебе ничего не остается, кроме как воспринимать это как данность.

Ты справляешься сама со сложностями или все-таки работаешь с психологами?

Ты знаешь, когда мы вернулись, когда всё наладилось, встало на рельсы и стало понятно, что всё более-менее спокойно и без каких-либо угроз, я начала потихоньку успокаиваться. И я поняла, что у меня  есть большая проблема. И это связано не только с моим состоянием неуравновешенным и моральным истощением, а у меня появился прямо триггер, на который моя психика срабатывает неадекватно. Я после этой клиники, отделения грудничков, не могла слышать плач ребенка. Это вынимало душу. Ребенок хнычет, у него отобрали игрушку или он уронил мороженое на улице, я понимаю, что ему не угрожает опасность, ему не больно, всё нормально — но у меня падала планка и начиналась практически истерика. То есть я абсолютно не владела собой, переставала соображать. И я четко поняла, что мне нужна помощь. У меня был опыт: я приходила к психологам раньше, и оба этих раза не увенчались успехом, это были неприятные ситуации. Не везло мне. В итоге я так и не пошла с этим ни к кому, и сейчас, спустя время, когда Стёпа уже совсем крепкий, я чувствую, что мне полегче. Я не так сильно реагирую, что-то осталось, но я пытаюсь сама это прорабатывать. Стараюсь всегда держать себя в уравновешенном состоянии. Когда чувствую усталость, моментально разгружаю себя — даже если есть что-то из разряда «умри, но сделай» по работе (а я очень ответственный человек). Мне всегда казалось, что, если я сказала, что пришлю в 8 вечера, надо обязательно прислать в 8 вечера. Если не сделаю, мне не будут верить люди, да и я сама не буду себя уважать после этого. В какой-то момент я стала с этим работать, и оказалось, что никто не умрет, все поймут и ничего криминального не случится. О себе все-таки нужно заботиться.

Очень правильные слова. Слушай, у тебя ведь был достаточно бурный старт в плане профессии: в 17 лет ты уже играла в «Дворянском гнезде» в МХТ им. А.П. Чехова. А почему ушла из театра?

Получилось так, что я была максимально плотно занята в Московском Художественном театре, это было из разряда 26 спектаклей в месяц, и все очень серьезные. Мне показалось, что я, как модно сейчас говорить, выгорела. То есть в какой-то момент я поняла, что трачу, но меня это не наполняет в той мере, в которой мне хотелось бы. И я начала проводить внутреннюю ревизию из вещей, которые мне всегда хотелось сделать, но я ими не занималась в силу отсутствия времени, ведь я с утра до ночи пахала в театре, у меня не было времени на свои хобби, увлечения и какие-то параллельные профессии, которыми я хотела бы овладеть. И пришла к выводу, что, кажется, настал момент, когда я хочу пойти учиться на режиссера. А мы знаем, что я люблю учиться. (Улыбается.)

Никогда не жалела об этом?

Никогда. Я никогда ни о чем не жалею. Другое дело, что я могу переосмыслить отношения с человеком. Могу вдруг осознать, что я совершенно его не понимала. И вот сейчас, из нынешней точки оглядываясь назад, могу вдруг понять, что он мне хотел что-то сказать, а я тогда не поняла. Но это не про то, что я жалею. Ты был таким, каким ты был, и ничего изменить невозможно было. Поэтому так, чтобы жалеть, — никогда.

И о первом браке, получается, тоже не жалела?

Наоборот. Я вспоминаю брак с Никитой (Яна была замужем за Никитой Ефремовым. — Прим. OK!) с исключительной благодарностью. Мы хорошо общаемся. Может быть, были после расставания еще какие-то обиды, но сейчас это выветрилось и осталось только хорошее. Я понимаю, что меня эти отношения и вообще всё, что с нами было, очень сильно взрастило. Условно говоря, у меня ощущение, что мы встретились детьми, а вышли из отношений взрослыми людьми. И вышли, не когда мы расстались, а через несколько лет, когда это всё было переосмыслено и переработано. Поэтому с какой-то теплотой и благодарностью вспоминаю и думаю, как удивительно было.

Твой муж — он же твой однокурсник, верно?

Мы учились вместе на режиссуре, да. Он по первому образованию звукорежиссер и сейчас занимается моими фильмами, мы делаем их вместе. Я забеременела спустя четыре месяца после того, как мы познакомились, поэтому подкалываю его всё время: где мой конфетно-букетный период? А он говорит мне: «Да я вообще приехал из Екатеринбурга в Москву учиться, едва тут зацепился, уже какая-то актриса, ребенок, еще один... Я вообще не понял, как это всё произошло». Мы поженились уже на последнем месяце беременности. Я всё время теперь ставлю это ему в вину: «Слушай, да ты вообще за мной не ухаживал, просто даром, можно сказать, получил трофей». Мы смеемся, конечно. А он, когда я забеременела, почему-то включил такого татарского мужчину и сказал: «Всё, теперь я должен пойти работать, какая учеба...», а учеба была платная. Я не хотела, чтобы Ваня бросал учебу, но он был непреклонен. Сейчас, как я уже сказала, мы работаем вместе, у нас одна зона интересов, он мне очень помогает и является моим соратником в создании фильмов. 

А на мероприятия он с тобой принципиально не ходит?

Не принципиально. Здесь элементарная и очень простая вещь: дежурство. Если я куда-то иду, значит, папа дежурит. Если куда-то он идет, значит, дежурю я. У нас сейчас нет няни, она была на первых порах. А мама моя редко сидит с пацанами, ей с двумя тяжело. У них реально такая террористическая группировка, они слона задушат, не то что мою маму — прекрасную, субтильную женщину. На самом деле какое-то время назад я Ване даже предъявила, что он со мной никуда не ходит, но что-то он такое сказал мне вроде: «Ну пожалуйста, я тебя прошу, не заставляй меня». А как я могу заставить? (Смеется.)

Действительно. Яна, в твоем инстаграме я видела несколько сториз про проект «Аморе Море», который ты снимаешь для KION. В синопсисе есть такая фраза: «Алиса принимает полиаморные ценности холостяка Георгия». Что это за ценности такие и как ты в этом во всем разобралась?

(Улыбается.)  Это очень классная история. Проект мне предложили на стадии пилота продюсеры Александр Бондарев и Маша Меленевская. Мне понравилась такая нетривиальная тема и то, как она подана — таким живым непосредственным языком, без какой-то клюквы, как мы говорим, без сентиментальщины ненужной. При этом получилось и смешно, и грустно, и глубоко. И само это явление «полиамория» рассматривается в нашем кино впервые. Мне было безумно интересно с этим иметь дело. Пришлось, конечно, разобраться в нюансах, так что теперь я знаю всё о том, что такое полиаморные отношения, открытые отношения, что такое полигамия, что такое этичная немоногамия... Я была удивлена, что это совершенно разные вещи. Вообще удивительно, как сейчас в социуме идет поиск новых моделей взаимодействия людей. Я восхищаюсь теми, кто идет не по проторенной дорожке, а ищет что-то свое, несмотря на то что может встретиться с порицанием, осуждением или иронией со стороны окружающих. Так что я очень жду выхода этого проекта.

Стиль: Дарья Юрескул. Макияж и прически: Елена Мосийко